А. БелыйСтраница 2
Дудкин: «Вот вас удивляет, как я могу действовать. Я действую по своему усмотрению… собственно говоря, не я в партии, во мне – партия…»
Сын сенатора: «Признаться, меня удивляет; признаться, не стал бы я действовать с вами вместе».
Дудкин: «А все-таки узелочек мой взяли: мы, стало быть, действуем».
Сын сенатора: «Вы ведь были сосланы?»
Дудкин: «Да, в Якутскую область. Из Якутской области я убежал; меня вывезли в бочке из-под капусты; и теперь я деятель из подполья; не думайте, чтобы я действовал во имя утопий иль во имя вашего железнодорожного мышления; я ведь был ницшеанцем. Мы все ницшеанцы: и вы ницшеанец; вы в этом не признаетесь; для нас, ницшеанцев, волнуемая социальными инстинктами масса (сказали бы вы) превращается в исполнительный аппарат, где все люди (и даже такие, как вы) – клавиатура, на которой летучие пальцы пьяниста (заметьте мое выражение) бегают, преодолевая все трудности. Таковы-то мы все».
Сын сенатора: «То есть спортсмены от революции!»
А несколько позже, все поняв, уточнил: «Верхи движения ведают то, что низам недоступно». Но «что есть верх?» Дудкин ответил: «Он есть пустота», которой больны все сотрудники «партии»: тоска, галлюцинации, водка, частая и тупая боль в голове.
Роман «Петербург» по жанру тяготеет к философскому, поэтому у политического вождя Дудкина нужно искать исторические корни. И они есть. В центре Петербурга стоит, как мы знаем, «Медный всадник», памятник Петру I. Введя Медного всадника в роман, А. Белый делает его центром повествования: «За мостом на Исакии из мути возникла скала: простирая тяжелую, покрытую зеленью руку, – загадочный Всадник; над косматою шапкой дворцового гренадера конь выкинул два копыта. Тень скрыла огромное Всадниково лицо; ладонь врезалась в лунный воздух.
С той чреватой поры, как примчался сюда металлический Всадник, как бросил коня на финляндский гранит, – надвое разделилась Россия; надвое разделились судьбы отечества; надвое разделилась, страдая и плача, до последнего часа Россия.
Ты, Россия, как конь! В темноту, в пустоту занеслись два передних копыта, и крепко внедрились в гранитную почву – два задних. Хочешь ли и ты отделиться от тебя держащего камня, как отделились от почвы иные из твоих безумных сынов, – хочешь ли и ты отделиться от держащего тебя камня и повиснуть в воздухе без узды, чтобы низринуться после в водные хаосы? Или, встав на дыбы, ты на долгие годы, Россия, задумалась перед грозной судьбой, сюда тебя бросившей?.»
Так автор размышляет над исторической миссией Всадника и судьбами России, которая вместе со своими «безумными сыновьями» уже повисла над пропастью трагического века. Александр Иванович Дудкин, увидев памятник, кое-что начинает понимать, зародилось смутное предчувствие какого-то события, и оно произошло, как только он пришел домой. Удар за ударом внизу, кто-то металлический шагал по лестнице, треск слетевшей с петель двери, и в проеме появилось громадное тело Медного Петра, горящее фосфором. «Я – вспомнил… Я – ждал!» – воскликнул Дудкин, и в его сознании потекли века, смыкая весь исторический круг. А он одолевал все периоды времени, мчась за Всадником: по дням, по годам, по сырым петербургским проспектам, – «во сне, наяву: а вдогонку за ним и вдогонку за всеми гремели удары металла, дробящие жизни». В отличие от пушкинского «Медного всадника», где за «маленьким человеком» Евгением гонится гигант, воплощающий в себе идею государства, с угрозой наказать всякого, кто выразит протест против деспотизма и произвола, у Андрея Белого Всадник говорит Дудкину – Евгению нового времени: «Здравствуй, сынок!» Зачем понадобилась писателю эта трогательная встреча Петра и «маленького человека», разночинца, который вообразил себя исторической силой, способной повлиять на судьбы России XX в.? Взявший у Петра идею преобразования, его методы насилия, Дудкин составил в романе с медным исполином одно целое. Так Андрей Белый мыслит генеалогию «спортсменов от революции». И петровские преобразования и революции – всего лишь исторический эксперимент, цена которого – миллионы жертв, кровь, страдания народа. Какова же идея романа? Коленька Аблеухов не сумел убить отца, раскаялся и ушел в деревню, к земле. Дудкин, не вынесши бремени ницшеанских идей, сошел с ума. Россия продолжала лететь в бездну… А. Белый не принимал волюнтаризм, культ силы, авантюризм, жажду власти над тварью дрожащей, очень часто прикрывавшиеся ее интересами и выступавшие как бы от ее имени. Итак, запомним, «спортсмены от революции» – новое наименование «бесов», данное А. Белым вождям, идеи которых, как мы уже знаем, проникли и в маленький домик на окраине сормовской слободки.
Статьи по теме:
Особенности символики вещного мира в романах «Обыкновенная история» и «Обрыв». «Обыкновенная история» - роман о проблема выбора между
материальной и духовной составляющими человеческого бытия
Собрание сочинений И.А. Гончарова, написавшего за свою долгую жизнь немало статей, очерков, писем, набросков к так и не оконченным произведениям, составляет восемь весьма увесистых томов. Однако в истории русской литературы этот писатель ...
Тема любви
Перевернув последнюю страницу стихов "таёжной лирики" мы окунаемся в Любовь. Любовь человеческую, грешную и святую, испепеляющую и дарующую новые силы. Все, что окружает, перестаёт существовать, жизнь делится на два периода до и ...
Борис Годунов в трактовке Толстого
Работая вслед за первой пьесой об Иване Грозном над трагедией о царе Федоре, драматург отчетливо видел перед собой двух главных героев в их полярной противоположности; Толстой имел своей целью представить «деятельное и страдательное начал ...