Биография Ф. И. Тютчева

Страница 1

Он происходил из родовитой, упоминаемой еще в летописях четырнадцатого века, но небогатой семьи, владевшей, впрочем, кроме Овстуга, подмосковной деревней и домом в Москве. Это была типичная дворянская семья, на которой отражались все извивы исторического пути России — от жестокости Ивана Грозного, Смутного времени до реформ Петра I и увлечения всем французским.

В детстве Тютчев получил неплохое домашнее воспитание. Достаточно сказать, что учил его русскому языку Сергей Егорович Раич, тогда - молодой поэт и переводчик, впоследствии – журналист и издатель, магистр словесности.

Они «выходили из дому, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в ‘чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений Поэзии».

Так сентиментально вспоминал годы и годы спустя о тех временах сам Семен Егорович.

Не менее оригинальный, тоже живущий в придуманной идеальной реальности, человек продолжил формирование литературных пристрастий Тютчева - Алексей Федорович Мерзляков, преподававший русскую словесность в Московском университете, в который Тютчев поступил осенью 1819 года.

Раич и Мерзляков «опекали» Тютчева еще до поступления того в университет - под влиянием и надзором Семена Егоровича он стал писать стихи и переводить с латыни, а Алексей Федорович в послед­них числах февраля 1818 года прочитал оду Тютчева «На новый 1816 год» в Обществе Любителей Россий­ской Словесности, после чего юного поэта 30 марта того же года приняли в Общество.

Год спустя Тютчев впервые увидел своё произ­ведение напечатанным. Это было переложение с ла­тыни - «Послание Горация к Меценату».

Через семьдесят лет зять Тютчева, Иван Сергее­вич Аксаков, знавший поэта как мало кто из современ­ников, писал в его биографии по поводу публикации: «Это было великим торжеством для семейства Тютчевых и для самого юного поэта. Едва ли, впро­чем, первый литературный успех не был и последним, вызвавшим в нем чувство некоторого авторского тще­славия».

Аксаков знал, что пишет. К счастью или к сожа­лению, но один из самых выдающихся русских поэ­тов всех времен, Федор Иванович Тютчев, отнюдь не кокетничал, когда на шестьдесят пятом году жизни признавался в одном из писем:

«Мне всегда казалось крайне наивным толковать о стихах как о чем-то существенном, особливо о сво­их собственных стихах».

И в годы учебы в Московском университете, и ­особенно - потом поэзия не стояла для него на пер­вом месте в жизни, не была таким серьезным делом, каковой она являлась для его ровесников (или почти ровесников) Александра Пушкина, Евгения Боратын­ского, Николая Языкова, Антона Дельвига, Вильгель­ма Кюхельбекера, Кондратия Рылеева. Ему важнее были успехи по службе. И когда после университета Тютчев поступил в 1822 году в коллегию иностран­ных дел (там же в то время служил и Пушкин!) и его направили на работу в миссию в Мюнхен, столицу Баварии, он отдался службе с прилежанием и самозабвением.

Прилежание Тютчева было замечено - 31 мая 1825 года ему присвоили придворный чин камер-юн­кера. Если опять вспоминать Пушкина, то тот стал камер-юнкером уже «седобородым», в 1833 году, будучи отцом семейства. Из людей круга Пушкина столь же рано, как Тютчев, получил чин камер-юнкера лишь князь Александр Михайлович Горчаков, лицейский друг Александра Сергеевича и друг старости Федо­ра Ивановича. Но Горчаков - профессиональный дипломат, а Тютчев .

Тютчев в собственных глазах и в глазах своих родных тоже был дипломатом, прежде всего диплома­том. Может быть, только дипломатом. Писавшим, прав­да, гениальные стихи.

Некогда Максим Горький справедливо причис­лил к заслугам Пушкина перед русской литературой то, что тот доказал: занятие литературой не менее важ­но, чем служба в канцеляриях.

Похоже, Тютчев своим примером утвердил исти­ну не менее существенную: служба в канцеляриях не помеха даже для гениальной поэзии.

Однажды, еще в молодые годы, вернувшись из поездки в Грецию, Тютчев в сумерках сел разбирать старые бумаги и уничтожил большую часть своих поэ­тических упражнений. Среди них находился перевод первого действия второй части «Фауста». «Может статься, это было лучшее из всего», - спокойно кон­статирует Тютчев.

Статьи по теме:

Мужской костюм пушкинской поры
Первая половина девятнадцатого века – особое время в русской истории. Оно связано с именем Александра Сергеевича Пушкина. Неслучайно его называют «пушкинской эпохой». Пушкин родился, когда на исходе был восемнадцатый век – век всемирно-ис ...

Россия у А.Блока и поэтическая традиция. Традиции Н.А.Некрасова в развитии темы России в творчестве А.Блока
Роль Блока на рубеже двух веков, исторических и ли­тературных, во многом оказалась аналогична роли Пушкина. Не случайно один из критиков отметил, что Блок «воскрешает давно забытое нами слово о Поэте — Эхо и ведет перекличку со всем миром ...

Использование антонимов в русском языке
В современной лингвистике иногда говорят о контекстуальных антонимах, т. е. словах, противопоставленных в определенном контексте: «Волки и овцы». Полярность значений таких слов не закреплена в языке, их противопоставление носит индивидуал ...