Побудительные предложения в поэзии Марины Цветаевой. Особенности стиля М.Цветаевой.

Страница 2

В поэзии Цветаевой всегда присутствует искристость, импульсивность. Эзотерические мотивы о бренности физического тела, постоянная романтизация обычного (лохмотья и отрепья, истрепала, изорвала), эмоциональные контрасты (великолепье – отрепья) – всё это вместе создаёт предельно высокий эмоциональный фон: Перевод документов Алматы бюро переводов в Алматы.

На тебе, ласковый мой лохмотья,

Бывшие некогда нежной плотью.

Всё истрепала, изорвала,-

Только осталось что два крыла.

Одень меня в своё великолепье,

Помилуй и спаси.

А бедные истлевшие отрепья –

Ты в ризницу снеси.[ii]

У Цветаевой никакого плавного набора в высоту обычно нет. Она сразу начинает со звукового удара, с полного выдоха. Неслучайно большинство её стихов возникало импульсивно и импровизированно.

Цветаева – поэт непредсказуема, нервна, порывиста и безоглядна. Стихотворение обрушивается на читателя, (а цветаевский читатель обязан быть, прежде всего слушателем) подобно могучей и неожиданной звуковой волне – девятому! – сразу валу. Как поэт, как художник она дорастала не столько до самой себя, сколько до слова, которое своим звучанием и смыслом могло бы передать главнейшие мелодии её души. Сама Цветаева пишет о своих современниках-поэтах: «выросли и изменились не они, выросло и доросло до них их языковое «я».

В её стихах находим экспрессию, где стих, не только звучит, рыдает, грозит, но даже как будто жестикулирует:

Вспомяните: всех голов мне дороже

Волосок один с моей головы.

И идите себе - Вы тоже,

И вы тоже, и Вы.

Разлюбите меня, все разлюбите!

Стерегите не меня поутру!

Чтоб могла я спокойно выйти

Постоять на ветру.[iii]

. Таковы уж были свойства её личности, что почти любую тему Цветаева поворачивала как проблему бытийную, космическую. Цветаева не склонна была полагаться на вдохновение и никогда не ждала его, считая, что оно приходит в разгар труда – почти как самоотдача материала. Марина Цветаева воспринимала мир, коллизии жизни только сквозь призму этого высокого неземного, откликаясь на всё происходящее, как Поэт.

Как говорил Уитмен: «Великая поэзия возможна только при наличии великих читателей».

«Чтение, - говорит Цветаева, - есть соучастие в творчестве» - это, конечно же, заявление поэта; В этом заявлении видим чрезвычайно приглушенную авторской и женской гордыней нотку отчаяния именно поэта, сильно уставшего от все возрастающего - с каждой последующей строчкой - разрыва с аудиторией. Обращаясь к прозе, Цветаева показывает своему читателю, из чего слово - мысль - фраза состоит; она пытается - часто против своей воли - приблизить читателя к себе: сделать его равновеликим.

Есть и еще одно объяснение методологии цветаевской поэзии. Со дня возникновения жанра любое художественное произведение - рассказ, повесть, роман - страшатся одного: упрека в недостоверности. Отсюда - либо стремление к реализму, либо композиционные изыски. В конечном счете, каждый литератор стремится к одному и тому же: настигнуть или удержать утраченное и текущее Время. У поэта для этого есть цезура, безударные стопы, дактилические окончания; Цветаева вполне бессознательно использует динамику поэтической речи - в принципе, динамику песни, которая сама по себе есть форма реорганизации Времени. Уже хотя бы по одному тому, что стихотворная строка коротка, на каждое слово в ней, часто - на каждый слог, приходится двойная или тройная семантическая нагрузка. Множественность смыслов предполагает соответственное число попыток осмыслить, то есть множество раз; а что есть раз, как не единица Времени?

Цветаева навязывает жанру свою технологию, навязывает себя. Происходит это не от одержимости собственной персоной, как принято думать, но от одержимости интонацией, которая ей куда важнее и стихотворения, и рассказа.

Эффект достоверности повествования достигается приемом драматической аритмии. Цветаева же, которой ничего и ни у кого заимствовать не надо, начинает с предельной структурной спрессованности речи и ею же кончает; продукт инстинктивной лаконичности.

Литература, созданная Цветаевой, есть литература «над-текста», сознание ее если и «течет», то в русле этики; «Марина часто начинает стихотворение с верхнего «до», - говорила Анна Ахматова. Таково было свойство ее поэтического голоса, её речь всегда начиналась с конца октавы, в верхнем регистре, на его пределе, после которого мыслимы только спуск или, в лучшем случае, плато. Однако настолько трагичен был тембр ее голоса, что он обеспечивал ощущение подъема при любой длительности звучания. Трагизм этот пришел не из биографии: он был до. Биография с ним только совпала, на него - эхом - откликнулась. Он, тембр этот, явственно различим уже в «Юношеских стихах»:

Статьи по теме:

Повесть Собачье сердце
Повесть написана в 1925 году, а опубликована в нашей стране только в 1987 году. Представить, что было бы, если бы повесть попала на страницы печати сразу после ее создания, пожалуй, невозможно. В новой России свобода слова и печати была ...

Фарс – жанр средневекового театра
Площадной фарс выделяется в самостоятельный театральный жанр со второй половины XV века. Однако он до этого прошел долгий путь скрытого развития. Само название происходит от латинского farta («начинка»). И действительно, устроители мистер ...

Хотя твой лоб и безразмерен,
Твои глаза чрезмерно сужены, Твой нос плосок, твои ноги без ботинок, И ты не говоришь совсем по-французски, И Шекспир и Ламартин Были не веданы в твоей лачуге, И тебе подают чай без бутерброда. ( «Калмычке») В этом отрывке авто ...