Н.В.Гоголь, Ф. Достоевский в творческом сознании Блока

Страница 6

Лирический герой Блока начинал (еще за пределами «Города») с романтического противо­поставления «голосов миров иных» и «суетливых дел мирских». Спускаясь в мир, он заранее знает о его злой, «инфернальной» природе. Критика мира, его романтически-максималистское не­приятие для лирического героя Блока подразумевались сами собой. Новое же состояло в том, чтобы увидеть какой-то «высо­кий» смысл «суеты». И он отыскивается (уже в период «мисти­ческого реализма») в яркости и красоте жизни, а главное - в том, что материальный мир «воплощен», существует реально, а не в мечте, и, наделенный динамичностью и силой, является за­логом того, что и «мечта» может стать «существенностью» Это же различие — в столь важном для обоих авторов женском образе. Обнаружение «обмана», пошлой и развращенной сущности «незнакомки» — конец, гибель Пискарева. Для лири­ческого героя «Города» главное — не увидеть «обман» (он по­нятен и так), а осознать ценность земного, «падшего», увидеть и в нем отблеск «небесного» или же какой-то еще новый высо­кий смысл:

.Я измерял твой путь в печали,

Когда ты падать начала

И этот взор — не меньше светел,

Чем был в туманных высотах!

(2, 183)

. . .Смотрю за темную вуаль ,,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль

(2, 186) и т. д.

Для Гоголя-эпика прощание с романтизмом «Вечеров» свя­залось с темой гибели «мечтателя». Блок-лирик заставил своего «мечтателя» переродиться внутренне, свел его на «горестную» и прекрасную землю. Для обоих авторов путь на этом не закон­чился (в противоположность утверждению А. Белого!); напротив, гибель или внутреннее преодоление «мечтателя» было лишь на­чалом пути.

Следы рецепций гоголевского творчества заметны (хотя меньше, чем в «Городе») и в других произведениях Блока этого периода. Отчетливее всего отзвуки «Невского проспекта». Мотив «двойничества» у Блока вообще имеет слишком широкий гене­зис, чтобы говорить именно о Гоголе: здесь и немецкие романтики, и Гейне, и русская лирика, и Достоевский . Но подчер­кивание «двойничества» в противопоставленных друг другу образах художника (поэта) и пошляка, раскрытие этого мо­тива в очень непохожих внешне и все-таки родственных сценах, связанных с отношением к женщине, во многом близко к струк­туре «Невского проспекта», к параллельным сценам и образам Пискарева-Пирогова. Так, в «Ночной фиалке» герой-мечтатель «медленно идет» по городу, «и, кажется, друг мой со мной» (2, 26). Друзья видят в одном и том же совершенно разное:

.друг другу чужие,

Разное видели мы (2, 26),

Друг - пошляк:

Он видел извозчичьи дрожки,

Где молодые и лысые франты

Обнимали раскрашенных женщин,

Также не были чужды ему Девицы, смотревшие в окна

Сквозь желтые бархатцы (2, 27).

Подобно Пирогову, он лишен иллюзий относительно «раскра­шенных женщин» и «девиц» и, подобно ему же, отправляется в погоню за одной из красавиц (2, 27). Лирический герой наде­лен поэтическим зрением — ему и среди пошлости городской дни «доступны виденья» (2, 28). Эти же две параллельно развивающиеся сюжетные .линии определяют и композицию лирической драмы «Незнакомка». «Незнакомка» Гоголя, «казалось, слетела с неба на Невский проспект» (III, 16). Для блоковской рецепции русской драма­тической прозы XIX в. в эти годы, вообще, весьма характерно истолкование метафор как символов, имеющих и «вторую» («мистическую») реальность.

Его «звезда Мария» действительно «падает с неба» прямо в город, находя там своего «Пирогова» («господин в котелке») и «Пискарева» («Поэт»).

Статьи по теме:

Мильтон (1608-1674)
Английская революция нашла своего поэтического истолкователя, своего поэта-трибуна в лице Джона Мильтона. Он воспел ее, прославил. Он ввел ее в храм искусства, возвел в идеал эстетически прекрасных форм. Он отбросил все неприглядные черты ...

Основная часть.
В своем романе "Герой нашего времени" Лермонтов представил читателю совершенно новый тип личности психологического склада. Считается, что "Герой нашего времени» - первый в истории отечественной литературы "психологичес ...

«Живые и мертвые» К. Симонова – эпос войны
Победа 1945 года стала рубежом не только между войной и миром, но и между военным и послевоенным сознанием у продолжающих и начинающих писать о войне, началом неизбежной переналадки художественного зрения, сложившегося за предшествующее ч ...