Заключение

Русский человек, готовый в любую минуту снова оказаться в тюрьме и даже принять смерть, неожиданно для себя попадает на Запад. Его встречают с ликованием и восхищением, он перемещается из застенков вот уже воистину в "новый мир", и каким бы стойким и независимым он ни был, чужбина не то чтобы меняет его сущность, но востребует иные душевные качества. После долгих странствий на поездах и самолётах, когда перед изгнанником лежал весь мир и он мог поселиться едва ли не в любой стране, в поисках и сомнениях, во взвешивании "за" и "против" Солженицын, отвергнув Европу, как слишком ненадёжную перед "драконовыми зубами СССР", и Канаду, как страну, "беспамятно спящую", останавливается на "немудрящей Америке".

Страну эту сейчас не бранит только ленивый. Исторический враг России, она нас и разрушала, и строила козни, и засылала агентов влияния. Она устанавливает в мире свой порядок - и кто станет оспаривать, что руками Америки делалось и делается множество уродливых вещей. Получается, что человек, который едва ли не глубже своих современников понял и выразил глубину русской трагедии 20 столетия, нашёл приют у гонителей России. И как к этому относиться? Солженицын сумел остаться в этой ситуации максимально честным. Его били и бьют - за каждое слово, не стесняясь никакой лжи; его обвиняли в том, что он подталкивает мир к продовольственной блокаде России и даже к войне, а он везде и всюду, в Америке особенно, без истеричности доказывал, что Россия и Советский Союз не одно и то же, как не одно и то же человек и его болезнь. Трудно сказать, насколько ему удалось этого добиться, скольких людей пробудили от спячки статьи "Жить не по лжи" или "Письмо к вождям", но очевидно, эти обращения не были напрасными.

Вся судьба Солженицына в изгнании построена на эффекте обманутого ожидания. Писатель обманывает Запад тем, что не даёт журналистам интервью (а это в глазах публики была практически его обязанность, своеобразная плата за гостеприимство и поддержку), не отвечает на многочисленные приглашения выступить и посетить важных лиц и высокие собрания. Он уходит в глубокую историю и умудряется вывезти свой русский архив, оскорбляет приютившую его Швейцарию тем, что, опасаясь мести КГБ, тайно покидает её. Наконец, возмущает, взрывает Америку Гарвардской речью. Обманывает других, но во многом оказывается обманутым сам в своих ожиданиях и постоянно возвращается в мыслях к своему прошлому: "Унизительное, контуженное состояние - что я все эти годы был рохля и осёл, вопреки всем моим навыкам жёсткого советского общества. Да и шут бы с ним, если бы я мог освободить душу и мысли для работы. Вот это и уничижает, что топит лужа, а не бурное море. Да ведь я был твёрд и даже весел в лагере, в тюрьмах, не сломался в раке, перенёс мучительное семейное испытание, - и всюду легко жил в нищете, привык к ней, а в условиях безбедного достатка меня раздражает, что никто ничего не жалеет, разбрасывает, бессмысленно тратит…". Поискам истины, отклонению обвинений в свой адрес и разъяснению своей позиции уделено в очерках изгнания очень много.

Но Солженицын сумел выбрать по отношению к Западу, будь то США, Канада или Европа, очень верный тон, который, может быть, задевал тамошнюю образованщину, но был понятен простым людям. В нём не было ни капли пренебрежения, ни ксенофобии, ни любопытства - но были спокойствие, уважение, внимание - и сознательное последовательное отстранение от любой попытки заставить его изменить себе. Для многих это было проявлением гордыни и высокомерия, для него - возможность сохранить себя. В отличие от всех без исключения современных эмигрантов, у Солженицына не найдёшь ни одного англоязычного слова - так что даже известное каждому советскому интеллигенту словосочетание "гринкарта" дано по-русски: "зелёная карточка".

Именно о сохранении русского на чужбине и идёт речь в очерках изгнания. И то, что Солженицын превратился в своеобразного старообрядца, не допуская никого из праздных и многих из непраздных людей на порог своего дома, было тоже неслучайно. Таковой оказалась внутренняя логика его жизни. Судьба Солженицына более всего удивительна тем, что за свою долгую жизнь он сменил невероятное количество ролей. От бесправного зека до властителя дум, от восходящей звезды советской литературы до изгоя, от очень преуспевающего по западным меркам, сумевшего сделать литературный бизнес, писателя до вермонтского отшельника. И материально безбедная заграница, подарившая дом (которого у него никогда не было на родине), и затворничество, и возможность плодотворно работать; счастливую семейную жизнь с детьми, за безопасность которых не надо бояться, а можно мирно учить их математике по дореволюционным учебникам; камень в виде коня, на который отец садится вместе с детьми и мечтает о возвращении в Россию - всё это должно было случиться в такой неслучайной судьбе, чтобы дополнить её до краёв. Зёрнышко не дало себя смолоть ни одному из жерновов. Человек, ставший героем своих собственных произведений, вернулся в страну, где всё началось снова - непонимание и предательство, разочарование и боль… Непробиваемая глухота, "аллергия" власти к рекомендациям выдающегося мыслителя по "обустройству" России в новых условиях, невосприимчивость и игнорирование острой и нелицеприятной критики действий политиков ельцинского периода за "безмозглые реформы, единственные результаты которых - нищета, небывалая демографическая катастрофа, разгул мафии, создание жестокого, преступного, зверского общества", заведомо предвзятое отношение определённой части общества к его идеям государственности стало причиной того, что всемирно знаменитый писатель, вернувшийся из вынужденной эмиграции, где его называли "вермонтским затворником", превратился в "московского затворника".

Статьи по теме:

Сатира М.А. Булгакова 1920-х годов. Фельетон 1922-1924 гг.
Фельетон пользовался особой симпатией у советских читателей в 1920-1930-е годы. С его помощью создавалось впечатление особых, всепроникающих возможностей нашей журналистики. На фоне неприкрытой пропаганды, заметной сухости языка на страни ...

«Сапогами не вытоптать душу…»
Два непохожие, на первый взгляд, рассказа «Кавказский пленный» В.С. Маканина и «Последний рассказ о войне» О.Н. Ермакова объединены одной темой – темой войны. Оба автора по-разному подходят к изображению человека на войне, но приходят к о ...

Разорение семьи. Самостоятельная жизнь Чехова в Таганроге.
Когда Антону было пятнадцать лет, его старшие братья уехали учиться в Москву. Александр поступил в университет, Николай – в Училище живописи, ваяния и зодчества. Торговые дела Павла Егоровича шли между тем все хуже и хуже. Непрактичный и ...