Путь сквозь ад и прощание с поэзией

Завершением всего трех-четырехлетнего периода в жизни Рембо, когда онтворил поэтические произведения, отрицанием собственного "позднего"творчества и в то же время отрицанием символизма за десять лет до того, каксимволизм сложился, является последнее произведение Рембо - "Одно лето ваду" (1873), своего рода фантастическая исповедь, по-своему точная,объясняющая решение девятнадцатилетнего поэта полностью отказаться отпоэзии. Книга датирована автором: апрель - август 1873 г.; вышла она из печатиосенью (вероятно, в октябре) 1873 г. в издании Жак Пост (Poot) и Кo вБрюсселе тиражом в пятьсот с лишним экземпляров; проставлена цена - 1 франк(ок. 25 коп.). Несколько авторских экземпляров Рембо подарил друзьям, ипрежде всего Верлену, отбывавшему в это время тюремное заключение запокушение на жизнь Рембо. Верленовский экземпляр - единственный надписанный(не совсем исключено, что Верлен сам имитировал надпись). Среди другихлитераторов, получивших от Рембо редкостный дар, были Делаэ, Форен,коммунары Вермерш, Андрие. Весь основной тираж (500 экз.) Рембо не оплатил, и он остался уиздателя, который не предпринял никаких попыток пустить книгу в продажу. Зять Рембо, Патерн Верришон, ссылаясь на свидетельство жены, придумалпатетическую историю, как поэт сжигал на глазах у родичей тираж книги. Но в1901 г. Леон Лоссо, бельгийский адвокат и библиофил, случайно обнаружил наскладе весь основной тираж: 75 попорченных сыростью экземпляров былиуничтожены, а остальные 425 были проданы Леону Лоссо по себестоимости. Освоем открытии Лоссо сообщил в 1914 г. Акт отказа от всего тиража, может быть, не менее ясно, чем придуманноетеатрализованное действо сожжения, указывает на волю Рембо к разрыву слитературой. Пониманию этого не противоречит то, что Рембо, при всей своей"нечеловеческой" решимости, мог еще год-два интересоваться судьбой уженаписанного и полагать, что можно попытать счастья с "Озарениями". Он ихпереписывал в 1873 г., самое позднее - в первые месяцы 1874 г. Однакопереписывание с целью уступить третьему лицу и текст, и полномочия наиздание - не есть ли это тоже акт отказа? Отказ логически вытекал из общей переоценки поэтом теории ясновидения,но фактически частично был ее результатом. Элементы объяснения отказа отлитературы присутствуют и в самом тексте "Одного лета в аду", но это незначит, что нужно рассматривать всю книгу как декларацию, объявляющую оготовом решении. Тогда "Одно лето ." было бы публицистикой, а нехудожественным произведением, воспроизводящим динамику становящихся мыслей ичувств. Рембо начал работу над книгой, находясь в Роше - на ферме матери подШарлевилем, куда он вернулся 11 апреля 1873 г. из Англии. Он продолжалработу, возможно, во время новых кратких скитаний с Верленом (с 24 мая по 10июля, когда Верлен, стрелявший в Рембо, был арестован в Брюсселе). ЗатемРембо работал над книгой по возвращении в Рош в июле и августе 1873 г.Несомненно, разрыв с Верденом повлиял на решительный тон книги. Как следует из письма к Э. Делаэ от мая 1873 г., Рембо вначале не думало "поре в аду" или о "прохождении сквозь ад". Он описывал свое произведениекак "простоватое и наивное" и предполагал назвать его "Языческой книгой" или"Негритянской книгой". В эти понятия вкладывалась мысль, что человек, неисповедующий христианство - язычник или негр, - пусть теряет права намистические радости и вечное спасение в христианском понимании, но затовместе с ними теряет и комплекс греховности и боязнь адских мук. Последняяредакция сохранила главный смысл книги - отречение от европейскойцивилизации с ее христианством. Это новая для Рембо по сравнению с мечтамиясновидца утопия: в ходе работы для него становилось все более важнымописать, как он проходил "сквозь ад". Поэт думает, будто это емудействительно удалось. Совсем иначе, чем Данте, но и Рембо выходит из ада . Годы после поражения Коммуны, весь период своих символистских исканий,всю поэзию, кикой она тогда жила в его представлении, Рембо изобразил каквремя пребывания в аду - "в самом настоящем: старинном, врата коего отверзСын человеческий .". Рембо подвергает теорию ясновидения и весь комплекссимволистских идей беспощадной критике. Эта критика тем убийственнее, чтоона является критикой изнутри, исходит от одного из крупнейшихпредсимволистских поэтов, увидевшего несостоятельность попыток познаниясверхчувственного и магического воздействия на мир и со свойственной Рембоошеломляющей откровенностью напрямик признавшегося в этом. Начатая Рембо во введении и проходящая сквозь всю книгу критикаявляется величайшей refulalio symbolismi, убедительнейшим опровержениемфранцузского символизма за всю его историю: ей, можно сказать, "нет цены".Убедительность такого опровержения безмерна, ибо оно рождено спонтанно имгновенно и изошло изнутри едва складывавшегося течения. Справедливости ради надо сказать, что теория ясновидения, котораяотвергается автором, отнюдь не во всех аспектах была равнозначна эстетикесимволизма, а, по замыслу Рембо 1871 г., первоначально имела большоесоциально-утопическое содержание. Хотя отчаявшийся от неудач ясновиденияРембо как будто иногда забывал об этом, но его художественный генийнапоминает об исконной задаче, ставившейся ясновидцу. Отсюда таинственное иполисемично вплетенное в контекст, но важное утверждение: "La charite estcette clef" ("Этот ключ - милосердие", даже, может быть, - "солидарностьстрадающих". Рембо примерно в этом смысле употребляет слово "шарите"). Отказываясь от ясновидения, Рембо не искал другого идеала искусства ина практике придерживался многих положений своей ясновидческой эстетики. Егоисповедь еще более жгуча, чем исповедь Августина, ибо она написана не после,а в момент покаяния. В соответствии с принятым им в "письмах ясновидца"принципом "передавать неясное неясным" Рембо, исповедуясь в душевномсмятении, допускал в своей книге беспорядочное смешение мыслей. "Одно лето ваду" написано отрывочно, частями в темной, алогичной манере и представляетфантасмагорию. Понимание книги затрудняется тем, что Рембо, как объяснялаИнид Старки, стремится изобразить одновременно прошлое, настоящее и будущее,опуская все соединительные звенья {См.: Starkie Е, Arthur Rimbaud, London,1938.}. Мы ссылаемся здесь на ту самую злополучную английскуюисследовательницу Инид Старки, которая, опираясь на заведомо тенденциозныебумаги доносчиков-галлофобов из Форин Оффис, доказывала "документально",будто так и оставшийся полунищим Рембо-"африканец" торговал рабами! "Одно лето в аду" отличается большей внутренней цельностью, чем"Озарения". Сохраняя способное и, виртуозно использовать звучание и ритм,Рембо отrазывается от произвольной игры "словами на воле" и реже отвлекаетсяот синтаксической и логической точности. В книге немало образных и в то жевремя афористически сжатых фраз, врезающихся в память читателя. Все этиизменения стиля объясняются конкретной содержательностью книги иопределенностью ее антиясновидческого и, таким образом, антисимволистскогозамысла. Рембо остро чувствовал кризис своего искусства и неспроста посвятилкнигу "дорогому Сатане" - "покровителю писателей, не приносящих ни радости,ни познания". Повествуя о своем "пребывании в аду", Рембо склонен сам предположить,что его развитие как поэта пошло по нисходящей линии: "Разве не пережил яоднажды милой, героической легендарной юности, достойной быть увековеченнойна золотых листах? Каким преступлением, каким заблуждением заслужил я своесегодняшнее бессилие? Я, я не могу изъясниться лучше, чем нищий со своимибесконечными "Господи" и "Матерь божья". Я больше не умею говорить!". Рембо рассказывает трагическую повесть о своих эстетических блужданиях:"Однажды вечером я усадил Красоту к себе на колени. - И она показалась мнегорькой. - И я оскорбил ее . Я достиг того, что в моей душе исчезла всякаячеловеческая надежда". Воплощению теории ясновидения в своем творчестве Рембо посвятил особуюглавку "Одного лета в аду" - "Бред II. Алхимия слова". "Ко мне! - восклицает он. - Слушайте историю одного из моих безумств".И поэт повествует, как он "изобретал цвета гласных" и хотел создать поэзию,воздействующую на все органы чувств. Он экспериментировал, "записываямолчания", "фиксируя головокружения". Поэт приводит сам образцы своихстихотворений, созданных по таким рецептам, и трактует эти стихи теперьотчужденней и отрицательней, чем любой критик, - как непонятные или какпустяшные. Рембо заранее объясняет несостоятельность символизма как методахудожественного видения: "Я привык к простой галлюцинации: я вполне искренневидел мечеть на месте завода, упражнения на барабанах, проделываемыеангелами, коляски на дорогах неба, гостиную на дне озера . Затем я объяснилмои магические софизмы при помощи словесных галлюцинаций. Я кончил тем, чтосчел священным расстройство своих мыслей". "Ни один из софизмовсумасшествия, - сумасшествия, которое нужно держать взаперти, - не был забытмною .". Поэт безжалостно исповедуется в своем нервном истощении и вразочаровании в магической силе ясновидца: "Я пробовал изобрести новыецветы, новые звезды, новые виды плоти, новые языки. Я поверил, что обладаюсверхъестественным могуществом. И что же! Я! Я, который счел себя магомили ангелом, освобожденным от всякой морали, я снова брошен на землю собязанностью искать работу, обнять грубую действительность! Мужик! ". Оставив планы воздействия на мир при помощи поэзии ясновидения, Рембовообще не собирался возвращаться к искусству, возможности которого сноваказались ему скудными. Энергическому выражению идеи этого разрываспособствовали личные обстоятельства. Летом 1873 г. поэзия ассоциировалась сопротивевшим ему Верленом, с хмельными ссорами, с тем бедственным днем 10июля, когда Верден покушался на жизнь Рембо. В сохранившемся отрывке первоначальной рукописи "Одного лета в аду"решение Рембо оставить поэзию выражено еще более энергическим образом: "Яненавижу теперь мистические порывы и стилистические выверты. Теперь я могусказать, что искусство - это глупая выдумка . Я приветствую добр<оту>". Когда в 1950-1960-е годы Рембо в свете социального и патриотическогоопыта Сопротивления был понят по-новому, стало ясно, что приветствие"доброте" связано с XII строфой стихотворения "Парижская оргия", служитсоставляющей частью революционных идей этого стихотворения, что такоеприветствие ведет к "Рыжекудрой красавице" Аполлинера, к этому завещаниюУбитого Поэта, принятому из его рук бойцами и поэтами Сопротивления. Рембо - отрицатель символистской поэзии - кончает V главку книгисловами: "Теперь я умею приветствовать красоту"! Гуманистические идеи Рембо перемешивались с индивидуалистическимимечтаниями. Он и в "Одном лете в аду" время от времени как бы задавалсявопросом, в чем была сила его воззрений 1870-1871 гг., говорил о своемучастии к "бедным труженикам", доверие которых сделало бы его счастливым,выражал желание "приветствовать рождение нового труда, новую мудрость,бегство тиранов и демонов, конец суеверия - первым поклониться Рождеству наземле", был готов приветствовать гуманность ("Salut a la boni."). В тексте двух предпоследних главок "Одного лета в аду" вновь стольсгущаются темы революционной грозы, с проблесками света и наступающей затемзарей, что делается понятным, почему из горстки авторских экземпляров,которые Рембо получил и раздарил, несколько было им адресованокоммунарам-эмигрантам (Вермершу, Андрие). Внимательное прочтение книги убеждает, что Рембо хотел закончить книгуреволюционной главой "Утро", но не смог пойти на столь оптимистическоезавершение, казавшееся ему самому нереальным. Современных прогрессивных французских критиков особенно поражает, чтоРембо в своей последней книге (гл. IV) таким образом пишет о поискахспособа, как "изменить жизнь", будто ему был близок великий тезис Маркса оФейербахе. Но в то же время, завещая другим разрешение задачи "изменить жизнь",сам поэт чувствует себя опустошенным, конченным человеком, хочет доказать,что на него, как на дикого галла, язычника, не должны распространятьсязаконы и мораль западной христианской цивилизации. Такое право Рембообъясняет своей первобытностью, дикостью, тем, что он "никогда не следовалзаветам Христовым, ни заветам государей - наместников Христа". Рембо ипредполагал первоначально назвать свое произведение "Языческой книгой" или"Негритянской книгой": "Я никогда не был христианином . я не понимаюзаконов, у меня нет нравственного чувства, я дикарь . Да, свет ваш застланот глаз моих ." Однако в "Одном лете в аду" нельзя всюду искать четкойпоследовательности. Здесь встречаются хотя и продиктованные отвращением кбуржуазному миру, но имеющие мало общего с прогрессивными социальнымипреобразованиями планы, как вырваться из "болота западного мира". Всякийтруд кажется Рембо принудительным. Он был бы рад отказаться от труда: "Мнеотвратительны все занятия. Хозяева и рабочие, все мужики - отребье. Рука спером стоит руки за плугом . Я неприкосновенен, и все это меня некасается". Случается, что мысли Рембо приобретают какой-то конкистадорскийхарактер. Это порождало на ранних этапах изучения Рембо суждения, будто поэтдействительно был готов опуститься до идеи "сверхчеловека": "Я покидаюЕвропу: морской ветер обожжет мне легкие. Гиблые страны забудут меня.Плавать, мять траву, охотиться, особенно курить; пить напитки, крепкие, каккипящий металл . Я вернусь с железными членами, со смуглой кожей, с бешенымвзглядом: по моему виду меня сочтут человеком сильной расы. У меня будетзолото: я буду празден и груб. Женщины ухаживают за такими свирепымиинвалидами, возвратившимися из южных стран. Я вмешаюсь в политические дела.Буду спасен". "Однако мы не отплываем", - пишет Рембо. В глубине души он сознает, чтоскорее может оказаться в роли угнетенного, чем угнетателя. Рембо признается,что он "отверженный" и для него самое лучшее - "забыться в хмельном сне наприбрежном песке". Поэт часто представляет себя порабощенным: "Белыевысаживаются. Грянула пушка! Заставят креститься, носить одежду,работать .". Утверждению буржуазного прогресса, официальной истории Франции в главке"Дурная кровь" Рембо противопоставляет не только свое право древнего галла,право всякого дикаря, не желающего знать цивилизации, но и "шаритэ" -понятие, употребляемое им в смысле "социальное единение". И калейдоскопическом стиле "Одного лета в аду" временами можнонатолкнуться на мысли и образы, которых ждала великая будущность: здесь ислова поэта о том, что он из тех, "кто поет во время казни", ставшиелейтмотивом стихотворения Арагона о героях Сопротивления; здесь и несогласиес господней волей спасти именно поэта среди потерпевших кораблекрушение,вдохновившее Элюара на строки - девиз, что, пока на земле естьнасильственная смерть, первыми должны умирать поэты.

Статьи по теме:

«Пушкинская культура» в лирике А.Блока
«Что такое поет? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет сти­хами; но он пишет, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он — сын гармонии, поэт»,— говорил Блок в своей речи ...

Жизнь и творчество Льва Николаевича Толстого
Жизнь и творчество Льва Николаевича Толстого (09.09.1828 - 20.11.1910). Сентябрьским утром в большой дворянской семье, в усадьбе Ясная Поляна Тульской губернии родился четвертый ребенок. Назвали его Левой. Его мать, урожденная княжна Вол ...

Жизнь и творчество Лермонтова
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841), поэт, прозаик, драматург. Родился в ночь со 2 на 3 октября (14 - 15 н.с.) в Москве в доме у Красных ворот. Отец, Юрий Петрович, отставной пехотный капитан, из обедневшей дворянской семьи; мать, Мария ...