Рембо и Парижская коммуна

Внутренний кризис, невозможность разобраться в том, что происходит встране, в конце концов вызывают у Рембо деятельную реакцию. Он хочет понять,что все же происходит, бросается туда, где совершаются решающие события. Врезультате - третий побег. Рембо, продав часы, покупает билет и 25 февраля1871 г. вновь оказывается в Париже. Поэт оставался там до 10 марта.Возвратился в Шарлевиль Рембо пешком. У пруссаков его мальчишеский облик невозбуждал подозрений, а крестьяне тогда охотно принимали молодых людей,спасавшихся от плена или пробиравшихся в свои части и в отряды вольныхстрелков. Точные даты пребывания Рембо в Париже подтверждаются письмом кПолю Демени от 17 апреля, где Рембо делится впечатлениями о поэтических иполитических новинках Парижа "между 25 февраля и 10 марта". В поэзии этоглавным образом произведения, посвященные обороне от пруссаков, в том числестихи Леконт де Лиля и молодого революционно настроенного поэта АльбераГлатиньи. В политической жизни Рембо проницательно отмечает газету "Кри дюпепль" и журналистов Валлеса и Вермерша. Парижскую коммуну, как известно,никто сознательно не готовил, но если называть журналистов, создававших туполитическую атмосферу, в которой Коммуна стала возможной, то Валлес иВермерш будут в числе первых. Что Рембо делал в Париже и на какие средства он продержался там двезимние недели, неясно. Не в этот ли раз ему удалось записаться в национальную гвардию или хотябы пожить при части в ожидании официального оформления; сделал ли он эточерез полтора месяца, уже при Коммуне? Не исключено, что такие попытки имелиместо и во время третьего, и во время четвертого побегов. Стихотворение, озаглавленное "Украденное сердце" или "Истерзанноесердце", не дает внятного ответа на этот вопрос, но расставляет силки темученым, которые хотели бы оспорить службу Рембо в войсках Коммуны. Имхочется доказать сразу и то, что "Украденное сердце" отражает душевную боль,испытанную подростком в обстановке грубого быта солдатской казармыгвардейцев Коммуны, и то, что Рембо вообще не был в Париже при Коммуне. "Украденное сердце" составляет одно из звеньев в серии стихотворенийвесны 1871 г., на которых лежит отпечаток кризиса, пережитого поэтом доКоммуны, и саркастической издевки, которой он подверг своих врагов,почувствовав опору в Коммуне. Едва читатель обратится к таким вещам, как"Сидящие", "Вечерняя молитва", "Мои возлюбленные малютки", "На корточках",как сразу увидит, что это отчаянно злые, порой циничные стихи. Они внеобыкновенно смелых и неожиданных образах клеймят уродства жизни, и в нихне почувствуешь стремления к идеалу. Негодуя по поводу уродливо сросшихся состульями библиотекарей-чиновников или грязного быта монаха, Рембопротивопоставляет изяществу парнасских стихов намеренную грубость образов иязыка. Со стихотворения "Сидящие" во многих произведениях Рембо план выраженияиграет все большую, с первого взгляда даже самодовлеющую, роль. Однако насамом деле он создает иными, более метафоризированными средствамисодержание, которое врезается в память глубже, чем если бы оно было вбольшей степени выражено рассудочным смыслом слов и конструкции. В плане выражения наблюдается "перехват", но этот "перехват" не простоизбыточен. Пусть те шарлевильские сидни не стоили такого пафоса; пустьидеализация девочек, за которыми Рембо полгода назад собирался ухаживать, незаслуживала столь резкого осуждения, которое содержится в языке и тонестихотворения "Мои возлюбленные малютки"; - пусть даже брат Милотус -Калотус не стоил пыла словосочетаний, его уничтожавших ("На корточках"), -поэтическая энергия Рембо не пропадает даром. Она пошла на то, чтобыпородить - на век вперед - поэзию повышенной, эстетически-внутренней,разжигаемой планом выражения экспрессии. Поэтическая энергия Рембо пошла нато, чтобы дать импульс литературным явлениям, в которых в конце концов перомогло быть приравнено к штыку. Рембо обогащает и усложняет язык, вводит разговорные обороты,вульгаризмы, диалектные слова, иногда в произвольном смешении с книжныминаучными терминами и искусственно образованными латинизмами. Стремясь крезкости и острой выразительности отдельных, порой отвратительных, чертизображаемого, он в соответствующих случаях будто играет на расстроенномфортепьяно - нарушает ритм александрийских стихов и прибегает к частымпереносам - "анжамбманам" из одного стиха в другой. Например, встихотворении "На корточках", которое исполнено антиклерикального пыла ирисует нравственное и физическое уродство обжирающегося до сонной одуримонаха и которое выделяется намеренной грубостью образов, из 35 стихов 16 нестрого правильны. Не менее, чем стихотворение "На корточках", сонет "Вечерняя молитва"был для тех лет произведением скандальным - своей хулигански обостреннойарелигиозностью. Сонет, как и другие вещи Рембо этого периода (независимо оттого, были ли они приемлемы с точки зрения "хорошего вкуса"), был объективнонаправлен вперед по течению французской поэзии XX в. и устранял различиямежду поэтом и непоэтом; сонет предварял моду на примитив, т. е. тетенденции, которые после Руссо Таможенника заденут не только разныемодерпипгические течения, но повлияют и на реализм XX в. Рембо за пятьдесятлет до "потерянного поколения" и почти за сто лет до битлов и хиппиоткрывает возможность выражения в литературе глубоко равнодушного,наплевательского отношения к духовным и моральным ценностям существовавшегообщества, включая и религию. Разумеется, и применительно к сонету "Вечерняя молитва" надо помнить отом особом значении у Рембо плана выражения, о котором говорилось выше. Вообще "цинизм" произведений Рембо весны 1871 г. в значительной меребыл напускным и литературным. Это видно по упоминавшемуся стихотворению"Украденное сердце". Оно написано на грубоватом солдатском арго с примесьювесьма ученых слов. В нем воссозданы душевные метания юноши-поэта, который,несмотря на показной цинизм, болезненно реагирует но то, что кажется емупошлым и мешает разрешению великих вопросов: что делать? как жить? Ломая старое и готовясь активно строить новое (см. письмо к Полю Демениот 15 мая 1871 г.), Рембо, как это случалось и в общественной практике,крушит искусство, полагая, что на девяносто процентов (он делает исключениедля греческого искусства и дли нескольких поэтов предшественников во главе сБодлером) оно не будет нужно освобожденному народу. Стихотворения вроде "Моих возлюбленных малюток" не следует и на десятуюдолю принимать за чистую монету, понимать их буквально. Игровой элементзаметен уже в автографе Рембо, где на полях против стихов написано: "Какиерифмы! О, какие рифмы!". Условность искусства приводила в подобных случаях к возникновениюизвестного стереотипа. Конечно, этот стереотип создался после Рембо - и вданном случае много десятилетий спустя. Возникшие позже стереотипы поведения части молодежи, предугаданныеРембо, - черта в его позиции второстепенная, а порождаемый обгоном энергииплана выражения выигрыш поэтической силы был немалым делом. Длядеидеализации "уродок" не надо было такого пафоса, но для развития поэзии,видимо, он был нужен! Весть, докатившуюся до Шарлевиля 20 марта 1871 г., Рембо встретил свосторгом и как нечто должное. В Париже победила Коммуна, регулярная армияотступила в Версаль. Прямо или косвенно Коммуна победила всех тех, когоненавидел юноша-поэт. "То, что произошло после Робеспьера, не идет в счет, -объявил Рембо своему другу Делаэ, - наша страна возвращается к дням,следовавшим за 1789 г. Заблуждение рассеивается ." На улице вслед одуревшимот страха мещанам Рембо кричал: "Порядок . побежден!". Он написал "Проекткоммунистической конституции" {Во французской научной литературе этаутраченная работа Рембо именуется: "Projet de constitution communiste" (см.:P-54, p. XVI).}. Эта работа утрачена, но известно, что Рембо стал вольнымпропагандистом Коммуны в провинции. Он заговаривал с шарлевильскимирабочими, рассказывая о "революции коммунаров" и призывая присоединиться кней. "Народ восстал ради свободы, ради хлеба; еще одно усилие, и ондостигнет окончательной победы . Рабочие все несчастны, все солидарны .нужно подниматься повсюду" {Delahaye E, Op. cit., p. 103-107.}. Мы сказали: Рембо встретил Коммуну как нечто должное, естественное. Этоотносится не только к тому, что установление Парижской коммуны произошло вхорошо знакомой ему по личному опыту атмосфере - на восьмой день после егоухода из Парижа. Это относится и не только к тому, что Рембо на пути к Коммуне не надобыло преодолевать такой рубеж, как известному писателю, ставшему в поискахсправедливости ротмистром кавалерии Коммуны, грифу Вилье де Лиль-Адану с его800-летним дворянством и с фамильной традицией службы французским королямначиная с XI в., с Генриха I и Бертрады - Анны Ярославны {О путяхфранцузских поэтов к Коммуне мы писали в статье "Творчество Вилье деЛиль-Адана в перспективе развития общедемократических направленийфранцузской литературы XX века" в кн.: Вилье де Лиль-Адан. Жестокие рассказы/ Изд. подгот. Н. И. Балашов, Б. А. Гупст. М., 1975. (Лит. Памятники).}. Рембо встретил Коммуну естественно и потому, что был так же открытпоискам неизвестного будущего, так же задорно молод духом, как и многие ееучастники и поборники, которые были старше годами, но воплощали в марте 1871г. молодость мира. Рембо естественно стал поэтом Парижской коммуны, но мы не считаем, чтоон "поэт Парижской коммуны" в терминологическом смысле, когда слову "поэт"по-французски предшествовал бы определенный артикль. Главному уроку опытаКоммуны как первой пролетарской диктатуры, который извлекли ипроанализировали Маркс, Энгельс и Ленин, в поэзии Коммуны соответствовалиочень немногие произведения, прежде всего "Интернационал" Эжена Потье. Такойконденсации урока Коммуны и такого устремления в будущее не достигалось настраницах поэзии Парижской коммуны, в том числе и у самого Потье. Зато если иметь в виду складывавшуюся с первых из 72 днейхудожественную интеллигенцию Коммуны, то многое в ее чувствах и чаяниях, впафосе и радости новых решений и побед, в горечи ошибок, заблуждений ипоражения, в надеждах на продолжение борьбы и будущую победу никем изхудожников Коммуны не было высветлено так ярко, как в вспышках поэзии Рембо. Источником непосредственных впечатлений был четвертый прорыв Рембо вПариж, относящийся ко времени между 18 апреля и 12 мая (17 апреля он еще былв Шарлевиле, а 13 мая он вновь находился там). Этот прорыв был актомсознательного личного участия Рембо в гражданской войне на стороне Коммуны.Сохранились сведения, что поэт служил в частях национальной гвардии,располагавшихся в казарме на улице Бабилонн (юго-запад центра Парижа, междубульваром Инвалидов и бульваром, с 1870-х годов названным бульваромРаспайля) и на улице Шато д'О (северо-восток Парижа, за бульваромСен-Мартен). Указание на два места военной службы Рембо, возможно,соотносится: первое - с пребыванием в казарме национальной гвардии на рю деБабилонн в феврале - марте, до Коммуны; а второе - в части федератов вапреле - мае, при Коммуне. Упоминать об этих обстоятельствах в печати сталовозможным лишь после амнистии коммунарам в 1881 г., иначе подобноесвидетельство носило бы характер доноса. Даже бельгийская полиция, каквыяснилось, была в 1873 г. осведомлена, где были Верлен и Рембо в апреле -мае 1871 г. Помимо приводившихся страниц воспоминаний Делаэ (р. 103), имеетсявполне определенное, хотя и витиевато выраженное, свидетельство Верлена вброшюре "Артюр Рембо" в серии "Люди сегодняшнего дня" (1884). Взволнованно-причудливая проза Верлена - неблагодарный материал дляхроникальной документации, но она фиксирует факт, что Артюра Рембо, так жекак и другого молодого поэта-революционера Альбера Глатиньи, уже тогда, вовремя событий, взяла на заметку жандармерия в их департаментах и за нихпринялись, как выразился Верлен, "столичные душки-шпики" {Verlaine P.Oeuvres en prose completes / Par J. Borel. Paris: Pleiade, 1972, p. 800.},Судя по намеку Верлена, Рембо во время краткой службы в гвардии Коммуныучаствовал в каких-то операциях, проведенных в возмездие за убийство безсуда 3 апреля 1871 г. одного из самых пылких бланкистских руководителейКоммуны - ученого-этнографа, профессора Гюстава Флуранса. Верлен начинаетрассказ об этой странице жизни Рембо словами: "Возвращение в Париж приКоммуне, некоторое время, проведенное в казарме Шато д'О, среди тех, ктохотел как-то отомстить за Флуранса" {Ibid., p. 800.}. Следует напомнить, что исполнительная комиссия Коммуны 7 апреля 1871 г.в обращении "К национальной гвардии" констатировала, что добровольцы впровинции откликаются на призыв Парижской коммуны, и приветствовала это. В книге бывшего коммунара Эдмона Лепеллетье "Поль Верлен" содержитсярассказ об энтузиазме, с которым коммунары приняли Рембо, юного федерата(так именовались военнослужащие Коммуны) из провинции, и поместили его вказарму одной из частей Коммуны. Лепеллетье говорит не о казарме на рю деШато д'О, а о казарме на рю де Бабилонн, но сообщает подробности - пишет,будто Рембо не выдали ни амуниции, ни оружия {См.: Lepelletier E, PaulVerlaine. Paris, 1907, p, 255.}. Возможно, Ленеллетье невольноконтаминировал данные о третьем и о четвертом пребываниях Рембо в Париже, ноне исключено, что шестнадцатилетний, казавшийся совсем мальчишкой, Рембо таки не был официально зачислен в войска Коммуны, остался без довольствия,положенного федератам (а это могло стать одним из факторов, вынудивших его ксередине мая вернуться в Шарлевиль). В тот же день, 7 апреля, когда Коммуна приветствовала приток новыхфедератов из департаментов, приказом тогдашнего военного делегата (т. е.народного комиссара по военным делам) Гюстава Клюзере был изменен декрет от5 апреля, предусматривавший обязательную военную службу холостых граждан от17 до 35 лет. С 7 апреля обязательной становилась военная служба всехмужчин, холостых и женатых, в возрасте от 19 до 40 лет. Служба лиц ввозрасте от 17 до 19 лет объявлялась добровольной. Коммуна оставаласьКоммуной молодых, но в свете нового приказа официальное зачисление в частьРембо, которому и до 17 лет было далеко, стало бы незаконным. Вопрос об осуществлении пятого (и второго во время 72 дней Парижскойкоммуны) прорыва Рембо в Париж более проблематичен. Намерение Рембонесомненно. В письмах из Шарлевиля от 13 и 15 мая 1871 г. Рембо говорит, что"неистовый гнев толкает его к парижской битве", где "еще погибает столькорабочих", говорит о своем решении "через несколько дней быть в Париже"{Р-54, р. 268, 274.}. Непосредственность впечатлении от первых дней победыверсальцев кажется очевидной в стихотворении "Парижская оргия". Этопобуждает думать - в тех пределах, в которых обычная логика распространяетсяна сверходаренных художников {Вспомним полную убедительность испанскихреалий в "Каменном госте" Пушкина, никогда не бывшего в Испании ирасполагавшего скромной информацией о ней.}, - что Рембо, отправившись вмае, действительно дошел до Парижа, но в первые дни после Кровавой недели,хотя Д. Девере не исключает его пребывания в столице 23-24 мая 1871 г.(указ. соч., р. 17). Отроческий, все еще почти детский вид юноши помог емуеще раз пройти, и не со стороны боев, где версальцы хватали всякого, аскорее напрямик из Шарлевиля, с северо-востока, сквозь прусские линии,бездействовавшие и нужные тогда лишь версальцам, стремившимсявоспрепятствовать организованному отходу федератов и "зажать" их междуневозможной для них сдачей пруссакам и смертью. Если Рембо и дошел до Парижа в пятый раз - то он опоздал. Он увидел"Коммуну в развалинах". Ему оставалось лишь проклясть кровавых победителей("Подлецы! Наводняйте вокзалы собой .") и вернуться, бросив своими стихамив версальцев последний коммунарский бидон с пылающим керосином . Как бы то ни было, важнейшим гражданским актом всей жизни Рембо былото, что в момент тяжелейшего испытания он стал на сторону Парижской коммуныи несколько раз доказал свою готовность пожертвовать за нее жизнью {См. кн,:Gascar P. Op. cit., p. 17, 69, 84-85 etc.}. Так в числе энтузиастов, разрушителей старого мира во имя построениянового, Рембо выступает в той соединяющей века поэзии роли, которая сталаочевидной в 1940-1950-е годы. Судьба текста каждого из связанных с Коммуной стихотворений Рембо может(как это видно из примечаний к ним) составить предмет приключенческойповести. Например, от текста самого знаменитого из них - "Парижская оргия,или Париж заселяется вновь" - не сохранилось ничего, и текст был только попамяти и поэтапно через 15-20 лет восстановлен Верденом (с 1883 по 1895 г.).Автограф фрагмента другого стихотворения - "Руки Жанн-Мари" был обнаруженлишь спустя полвека, в 1919 г., причем и этот текст оказался частичновосстановленным Верленом. Все же уцелевшие стихотворения Рембо о Коммуне не только образуютразвиваюшееся поэтическое целое, но и выстраиваются в некий ряд, где каждоеиз них будто намеренно отмечает определенный этап движения идей и судебКоммуны. Был ли всегда Рембо так уж "недостоин сам себя"? Юноша-поэт сразу вжился в ритм жизни Коммуны. Блистательная и боевая,маршеподобная "Парижская военная песня" - это такой призыв к наступательнойвойне против "помещичьей палаты", против "деревенщины" (les ruraux), которыйсоответствовал реальным политическим задачам Коммуны в апреле 1871 г. Рембо разоблачает "кровавый балаган" Адольфа Тьера и внушаетуверенность, оказавшуюся лишь символической, но тогда вдохновлявшую борцов,в скорой победе над версальцами. Передвижения версальцев кажутся поэтугибельными для них. То, что главари слетелись из своих имений, обнажив свои"le vol" (по-французски это и "полет", и "воровство"), - признак их слабостиперед "весной мира". Бомбардировка и взятие версальцами Севра, Медона,Аньера также предстают в песне как бессильное действие - альтернатива будтои невозможному для врагов взятию "красного Парижа", население которого лишьсплачивается под бомбежками и пожарами. Версальцам поэт противопоставляетэту "красную" весну, воплощенную в пробуждении Парижа, пробуждении, чреватомнаступлением сил Коммуны. В духе этой идеи выдержана и уничижительная характеристика главарейреакции - Тьера, его военного министра Пикара и версальского министраиностранных дел Жюля Фавра, особенно ненавистного как патриотам, так иинтернационалистам Коммуны, так как он подписал 10 мая 1871 г.капитулянтский Франкфуртский договор, в котором бисмарковская Германиясимволизировала не только врага-победителя, но и международную реакцию -воскрешенный Второй рейх. Некоторые злободневные намеки Рембо перестали восприниматься, другиестираются при переводе. Например, стих "Thiers et Picard sont des Eros"язвителен и смешон не только уподоблением престарелого суетливого и жадногодо крови карлика Тьера и его достойного "напарника" Пикара шаловливому богулюбви Эроту, но, как верно заметила С. Бернар, омонимией "des Eros - deszeros" (т. е. Тьер и Пикар - это "нули", "ничтожества"). Французскиеисследователи, насколько нам известно, не обратили внимания на еще одиноттенок этой игры слов: "дез-эро" значит не "де эро" - не "герои". "Париж заселяется вновь" - это не только одно из ярчайших произведенийза все века существования французской гражданской поэзии, но и политическинеобходимое разоблачение ужасов и цинизма Кровавой недели, убеждающее вобреченности торжества версальцев. Отсюда созвучие некоторых строфстихотворения заключительным страницам работы Маркса "Гражданская война воФранции" {См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 17, с. 361 и др.}. Стихотворение - проклятие версальцам, притом не столькоисполнителям-солдатам и даже офицерам армии подавления, сколько подлиннымверсальцам, тем, во имя чьей корысти была жестоко подавлена Коммуна, тем,кто за войсками вернулся в окровавленный город. Стихотворение выражаетуверенность в грядущем воскресении подлинного трудового Парижа и делаКоммуны. Истинность порождает ту необыкновенную лирическую интенсивность, скоторой выражены негодование по поводу низости победителей, любовь креволюционному Парижу и вера в его победу. "Париж заселяется вновь" почтисплошь состоит из восклицательных предложений, но в нем нет риторики:непосредственная жизненность и эмоциональность оправдывают именно такоевзволнованное интонационное ритмическое построение стихотворения. Эти особенности позволили в свое время Э. Багрицкому и А. Штейнбергу взнаменитом переводе пойти на вольную передачу отдельных образов присохранении сути и пафоса стихотворения: Ты плясал ли когда-нибудь так, мой Париж? Получал столько ран ножовых, мой Париж? Ты валялся когда-нибудь так, мой Париж? На парижских своих мостовых, мой Париж? Поражение, показанное Рембо во всем ужасе, не сломило волю борцов. ИРембо, в понимании Багрицкого и Штейнберга, в день скорби обращается кПарижу Коммуны со словами: Слушай! Я прорицаю, воздев кулаки: В нимбе пуль ты воскреснешь когда-нибудь снова! Строки, выражающие уверенность в победе Парижа, несмотря на всеунижения, казались полными особо жизненного смысла в годы нацистскойоккупации. С образом Парижа Коммуны у Рембо прямой линией связан образПарижа Сопротивления в стихотворении Поля Элюара "Мужество". В случайно найденном в 1919 г. стихотворении "Руки Жанн-Мари",воспевающем коммунарок, Рембо противопоставляет Жанн-Мари холеным кокоткам исветским дамам. Он пишет об особой, целомудренной красоте сильных,потемневших от пороха рук героини Коммуны. Поэту больно, что на эти"чудесные руки", святые для всякого повстанца, версальские палачи осмелилисьнадеть цепи. Хотя Рембо ведет речь метонимически - только о руках героини, встихотворении создается цельный лирический образ коммунарки. В стихотворении "Пьяный корабль", где будто и речи нет о Парижскойкоммуне, в последних строфах возникновение проблем, поставленным в нем,связывается с внутренней невозможностью для поэта жить в тех условиях,которые создала версальская реакция, - жить под зловещими огнями тюремныхпонтонов, где томились коммунары. К произведениям Рембо, связанным с Коммуной, нужно отнестистихотворение "Вороны", написанное, видимо, поздней осенью 1871 г. Если быпоэт сам не напечатал это стихотворение (в сентябре 1872 г.), трудно было быповерить, что у Рембо можно встретить прямое обращение кпатриотически-национальному долгу, поставленное к тому же в связь споражением во франко-прусской войне. Удивительная строка, говорящая о том,что необходимым Франции вороньим криком - напоминанием о долге нечегобеспокоить тех героев, которые пали в мае (которые заслуживают пения"майских малиновок"), может рассматриваться как свидетельство любви иверности поэта Коммуне. Прямо к уроку Коммуны Рембо вернулся в одном из "Последнихстихотворений" - "О сердце, что для нас .". Здесь говорится о полномуничтожении старого общества и предсказано, что в круг борцов будутвовлечены "неведомые черные братья", но прозаическая приписка гласит: "покавсе остается по-прежнему".

Статьи по теме:

Концепты общества потребления в романе Э. Триоле “Розы в кредит”
На рубеже 50-60 г. Э. Триоле написала реалистическую трилогию «Нейлоновый век», состоящую из романов «Розы в кредит» (1959), «Луна-парк» (1959) и «Душа» (1963). «Это было, пожалуй, первое большое произведение французской литературы, попыт ...

Повесть Собачье сердце
Повесть написана в 1925 году, а опубликована в нашей стране только в 1987 году. Представить, что было бы, если бы повесть попала на страницы печати сразу после ее создания, пожалуй, невозможно. В новой России свобода слова и печати была ...

Трагедии
Первая подлинно шекспировская трагедия — «Ромео и Джульетта» — возникла в окружении комедий и сонетов. Она сонетна по своей языковой природе, ибо ее главный герой Ромео не только говорит, но и любит еще в этой условной традиции. В любви к ...