Рембо и связь двух веков поэзиию Подлинный Рембо

В истории французской поэзии Рембо занимает исключительное место. Онтворил в момент, когда задача разрушить старый мир до основания во имясовершенно нового общества становилась насущнейшей. В своей сфере, в поэзии,Рембо самозабвенно предался разрушению. Но если уподобить связь поэзии двухвеков, века XIX и века XX, неустойчиво взмытой ввысь арке, то именноразрушитель Рембо, именно его поэзия, окажется тем срединным, тем замковымкамнем, который соединил две половины свода и без которого вся арка рухнулабы: вот он, Рембо, - разрушитель, удерживающий на себе связь временпоэзии . Рембо - в действительной жизни - нес в себе такое противоречие междубезмерным поэтическим импульсом и готовым прорваться в любой моментравнодушием к судьбам и ценностям поэзии, каким Моцарта ложно наделяловоспаленное злодейское воображение пушкинского Сальери, возмущавшегося, что"бессмертный гений" несправедливо "озаряет голову безумца, гулякипраздного". В противоположность гениальному музыканту, жившему ровно на столет раньше, Рембо будто стремился доказать и будто доказывал, что он"недостоин сам себя". Все у Рембо было "не как у людей". Необыкновенно ранняя одаренность:все "три периода" творчества были им пройдены и завершены в интервале междупятнадцатью и девятнадцатью годами. Такое раннее дарование - и не как уМоцарта, в музыке, где творчество меньше связано с тяжеловесным аппаратомрассудка; не в благоприятном семейном профессиональном окружении; не вмомент триумфа идей Просвещения, когда их освежающее веяние при Иосифе IIпродувало и габсбургский агломерат тюрем, - такое "преждевременное"дарование легло на плечи Рембо в требующей рефлексии поэзии, и притом вподавляющих условиях мещанского засилия, в постыдные годы Второй империи. Всемнадцать с половиной лет ему пришлось встретиться с невероятно труднымидеологическим испытанием, возникшим в результате действий новогореспубликанского правительства, которое стало правительством национальнойизмены, а затем в условиях поражения Парижской коммуны - с испытанием,сделать должные выводы из которого было по плечу лишь опытным бойцам IИнтернационала. Рембо в мае 1871 г. пытался сам решить задачи, с которыми несправился коллективный опыт тысячелетий человеческой истории. Отрок-поэтнадеялся сделать из своей поэзии орудие решительного преобразования мира.Вскоре, однако, наступило разочарование и безжалостный, честный расчет совсем своим поэтическим прошлым. Осталась лишь надежда хоть самому прорваться"сквозь ад", выйти из лабиринта европейски-христианской цивилизации кнекоему воображаемому, не испорченному идеей вины и первородного грехастарому, дохристианскому и доисламскому Востоку. Последовал немедленный наивный переход к практическому воплощению этойидеи - пешее бродяжничество без гроша в кармане но разным странам с цельюизучить языки, такого же рода авантюрные безденежные плавания, случайнаяработа, вербовочные авансы, дезертирство. Затем, при полном пренебрежении известиями о парижской и мировой славе,с 1880-х годов - десятилетие торговой службы, сначала в распаленном Адене, апотом в восточной Эфиопии, за краем света дли тогдашнего европейца. Что этобыло? Не то удивительно полное осуществление, не то катастрофический провалвсех мечтаний и планов. Наконец, мучительная болезнь, не остановленная ампутацией ноги;совершенно отчужденное от всех людей одиночество в последние полгодастраданий по Франции; отсутствие диалога с единственным заботившимся о Рембочеловеком - младшей сестрой Изабеллой; полное изнеможение, потеря всех сил,кроме воли, требующей - буквально накануне смерти - уже пинай не возможногоотплытия на Восток. А параллельно с этой жизненной трагедией не поэта - не одобренная и незапрещаемая, не удостаиваемая внимания бывшего автора, хаотическая, будтоона происходит посмертно, публикация брошенных им, но, оказалось, великихпроизведений. Как в "Энеиде", когда герой был в Африке, - рождение Молвы: ита "в ночи парит, шумя, вселенной сквозь границы". Шумный ночной полет Молвы начален при жизни Рембо в 1880-е годы, но всезначение поэта раскрылось не символистам конца века и не камернымпоследователям 1920-х годов. Оно поистине раскрылось шестьдесят-семьдесятлет спустя. Это произошло практически в годы Сопротивления, когда образнымязыком, созданным Рембо, претворенным Аполлинером и казавшимся еще недавно -в 20-е - начале 30-х годов - чем-то эзотерическим, заговорила вставшаяпротив фашизма французская нация, заговорила устами Элюара, Арагона и другихпоэтов, научившихся применять художественную систему Рембо для общенародногодела. Вслед за этим, с рубежа 40-50-х годов, урок Рембо был по-новомуобобщен в критике и в теоретических работах. Раньше значение поэзии Рембо, прозревавшееся вслед за Верленом поэтами,читателями, критиками, не было уяснено. В сменявшихся разных высказываниях,статьях, книгах Рембо выступал мелькающе и бессистемно многоликим. Может быть, наибольшим достижением критики до начала 40-х годов былавышедшая в 1936 г. книга "Рембо" молодых тогда исследователей Рене Этьембля,ныне ветерана университета Сорбонна-III, и Яссю Гоклер, которой давно нет вживых, - книга по-юному нигилистическая, отвергшая предыдущие интерпретациипоэта. Позже, в 1952-1962 гг., Р. Этьембль выпустил в трех книгах работу"Миф о Рембо", снявшую с поэзии и с образа поэта напластования, наслоенныеЗа предыдущее полстолетие некомпетентным или тенденциозным мифотворчествомкритиков-"рембоведов". Пусть не во всем Этьембль и Гоклер были правы, но онирасчистили поле "рембоведения" ("рембальдистики") для нового восприятия иновых исследований, которые после лет Сопротивления получили опору в видепервого упорядоченного издания Рембо в "Библиотеке Плеяды" издательстваГаллимара, осуществленного Андре Ролланом де Реневиль и Жюлем Мукэ в 1946 г.и в ртом классическом виде с некоторыми дополнениями повторявшегося в 1954 и1963 г. При всем разнобое старых интерпретаций ни на кого (даже на своего ещеболее горемычного сверстника Лотреамона) не похожим Рембо, казалось,укладывался в некоторые простые схемы. Этому, возможно, способствовала самаего динамичная непоследовательность и многоликость - и реальная, и тавоображаемая, которая была порождена долгими годами незнания реалий еготворчества и жизни. Так естественно было связать первый период творчества Рембо (конец 1869г. - весна 1871 г., от пятнадцати до шестнадцати с половиной лет) сромантизмом и Парнасом, с Бодлером, Гюго, Банвиллем, ранним Верленом; второй(лето 1871 г. - весна 1873 г., шестнадцать с половиной - восемнадцать споловиной лет) - с символизмом; а третий (весна - осень 1873 г.,девятнадцать лет) - с кризисом символизма, с воздействием тех явлений,которые способствовали распространению ницшеанства, - одним словом, с прямымдавлением на искусство империалистической идеологии. Так складывалась якобы"ясная" картина развитии Рембо, к тому же предварявшая общие тенденцииразвития французской поэзии конца XIX в., как его в 1930-е годы понимали иизображали (конечно, одни - с плюсом, другие - с минусом) многие французскиеисследователи, а у нас, например, Франц Петрович Шиллер, автор советскогодовоенного учебника "История западноевропейской литературы" (2-е изд. М.,1948, т 3). Если не тревожить сон главного виновника всей этой путаницы (" .Рембо,ты недостоин сам себя ."), то нужно признать, что, как это ни странно,больше всех повлиял на интерпретацию поэта до 1940-1950-х годов самыймещански ограниченный, недальновидный и недобросовестный из издателей ибиографов Рембо, его "посмертный зять" Патерн Берришон. Он считал, заодно сосвоей женой - Изабеллой Рембо, фамильным правом подтасовывать ифальсифицировать документы, чтобы придать поэту "благообразный", с точкизрении семьи, облик. Хотя Берришону не доверяли, а с каждым десятилетием его ложь по частямрассыпалась в прах, инерция, им возбужденная, действовала, и, вероятно, еедействие не иссякло и поныне. Одно из измышлений Берришона состояло в том,что Рембо якобы стоит рядом с Ницше и выше его, так как поэт не толькосамостоятельно выработал теорию "сверхчеловека", но и в противоположностьфилософу-неудачнику воплотил ее в жизнь в Эфиопии. Особенно усерднофальсифицировался Берришоном эфиопский период жизни Рембо, документы окотором - письма из Африки - были в руках семьи. Цифры подменялись, и, такимобразом, скромные сбережения, добытые в изнурительных походах непрактичнымгоре-предпринимателем, "для приличия" по крайней мере утраивались. НоБерришону получалось, что вечный ходок подвизался как некий сказочныйконкистадор в панцире золотых слитков весом более полутора пудов. По маниюзятя служба в торговом доме Барде и Кo и приторговывание на свой рискменялись местами: Рембо выступал как значительный негоциант. Он оказывался ивлиятельным колониальным политиком, а неудачное во всех отношениях, кромевпечатления от невероятно трудного, продолжавшегося 21 месяц, походакаравана в 1885-1887 гг. по опасной, как лезвие меча, дикой дороге, -предприятие по доставке ружей царю Шоа, будущему императору Менелику II,изображалось как взвешенный политический акт. который был рассчитан наобъединение и обновление Эфиопии, готовил ее победу 1895 г над итальянскимивойсками, соответствовавшую "французским интересам". Нелепое представление оРембо-"колониалисте" частично обесценило наиболее известнуюбеллетризированную биографию поэта, книгу Ж.-М. Карре "Жизнь и приключенияЖана-Артюра Рембо" (русский перевод Бенедикта Лившица. Л., 1927). В серьезной, деловой работе Марио Матуччи "Образ Рембо последних лет вАфрике (по неизданным документам)" {См.: Matucci M. Le dernier visage deRimbaud on Afrique (l'apires des documents ined.ts. Firenze; Paris, 1962,Подлинная картина африканских мытарств Рембо подтверждена Даниэлем Леверсомв его издании Рембо в серии "Ле Ливр де пош" (Париж, 1972).} на основеисчерпывающего охвата документов, в том числе и официальных итальянскихбумаг 1880-1890 гг., написанных с враждебных африканской политике Франциипозиций, показана полная неосновательность и нелепость утверждений опричастности Рембо к колониалистским интригам и работорговле. Матуччи приводит сделанные в печати признания английскойисследовательницы Инид Старки в необоснованности ее доводов, порочащих Рембо{" .Эта гипотеза также не опирается ни на какие документы . Предположениеотносительно торговли рабами исходило только от меня самой" (Письмо И.Старки от 30 июня 1939 г. Цит. по: Matucci M. Op. cit., p. 91-92).}. М.Матуччи напоминает о письме Рембо домой, в Шарле-Вилль, от 14 апреля 1885г., таком же красноречивом в воссоздании бедственной жизни Рембо в Африке,как приводимые в нашей книге фотографии. Рембо рассказывает в письме о своейжизни в Африке: " .я не трачу ни су. Те 3600 франков (900 руб. годовогожалования, по 75 руб. в месяц. - Н. Б.), которые я получаю, остаются у менянетронутыми к концу года . Я пью одну только воду, и ее мне требуется на 15франков в месяц! Я никогда не курю, ношу хлопчатобумажную одежду; все моирасходы на одежду не составляют и 50 франков в год. Здесь невыносимо труднаяи дорогая жизнь ." {Rimbaud Arthur. Oeuvres completes/ Texle etabli etannote par Andre Rolland de Reneville, Jules Mouquel. Paris: Bibliotheque dela Pleiade, 1954, p. 408-409. (Далее: Р-54).}. Причины страсти, приковавшей Рембо к мучившему и губившему его Востоку,не просты и не до конца понятны. Следуя смыслу последней воли обреченного,останки его надлежало бы поставить на бак уходящего на Восток корабля свыставленной из гроба и указующей путь к Эфиопии рукой. Так, согласнолегенде, воспетой Низами и поэтами - его последователями, несли по империигроб Искендера Румского (Александра Македонского) с выставленной разжатойладонью, чтобы все видели, что и человек, обошедший и покоривший столькостран, не хочет ничего унести с собой в иной мир. Как же получилось, что более полувека никем, может быть и Верденом, доконца не понятый разрушитель, сам лишь проблесками осознававший, что онтворит, оказался - он, его творчество - замковым, скрепляющим камнем поэзиидвух разделенных глубокой эстетической пропастью столетий? Рембо стал крушить французскую поэзию тогда, когда многое в ней пришлов ветхость и созрело для разрушения. Как ни велико было обновляющее усилиеромантиков 30-х годов и Бодлера, дальше с 1871 г. прямого пути не было,несмотря на всю глубину Леконт де Лиля, взвешенность и одушевленность словаЭредиа, виртуозность Банвилля. Достигнутое в результате многовековогоразвития сплетение французского поэтического слова с логическим мышлением,выразившееся также в жесткости стихотворных правил и долго бывшееплодотворным, превратилось в цепи, начало восприниматься как гарантия пустьне буржуазных понятий, но привычных структур, стертых употреблением вобиходе буржуазного мышления. Появилось опасение: пройдет еще какое-товремя, и поэтические образы уподобятся кариатидам на зданиях банков иизображениям статуй на кредитных билетах, - изображениям, прекрасным посвоему греко-римскому происхождению, но безнадежно "заношенным" в обществеXIX в. Становилось понятным, что "устает" не только сталь, но и мраморискусства. Известная сентенция Теофиля Готье: "Проходит все. Одно искусство// Творить способно навсегда. // Так мрамор бюста // переживает города" -потеряла полную убедительность. Оказалось, что в пересоздании нуждаются испособы высекать бюст из мрамора. И вот Рембо явился . Поэт великий, но подросток, не втянувшийся впрофессионализм, не скованный на глубинном уровне традициями. Свидетельроковой минуты, когда версальцы террором и глумлением заставили коммунаровжечь, и те жгли исторические здания и дворцы, расписанные Делакруа. И Рембо- по собственным словам, дикий галл, язычник - тоже жег. Жег в себеспособность создавать, а в других - способность воспринимать такие стихи,смысл которых отвечал бы какой-то внестиховой логике, истреблял в себе все,чем поэзия со времен Аристостеля была "философичнее и серьезнее истории".Ультрановатор, он будто ставил на место рассудочных связей особенность,свойственную поэзии начиная от первого первобытного певца, но обычно невыступавшую самостоятельно, - значимость звучания (созвучий, ритмов,интонации). Эта сторона творчества поэта подробно изучена в книге Жана Рише"Алхимия слова у Рембо" (Париж, 1972 г.). В принципе опыты Рембо моглиозначать разрушение всей поэтической образности как она сложилась от древнихгреков до XIX в. И, действительно, оправиться после удара, нанесенногоРембо, а заодно Лотреамоном, Верленом, Малларме, французская поэзия до концане может. И противник Рембо - Валери отчасти шел той же дорогой. Но все-такикогда рассеялась и улеглась пыль, поднятая крушением построек, сталопонятно, что образ не был уничтожен ни у Рембо, ни у его преемников.Знаменательность звуковых и метафорических элементов, роль знака возросли.Параллельно с ними возросла также и роль прямого, эстетически неопосредствованного изображения, иногда в ущерб знаменательности узлов срассудочно улавливаемым и определяемым смыслом. Увеличился и удельный вес"выражения" по отношению к "изображению". Формы и путь действенностипоэтического искусства изменились, изложение лирической поэзии стало почтистоль же трудным, как изложение словами содержания инструментальной музыки,затруднилось самое понимание, но сила поэзии могла быть не меньшей.Аполлинер и Элюар оказывали на общество нового века не меньшее воздействие,чем романтики и парнасцы на французов XIX в. Рембо скрепил два столетия поэзии. Влияние Рембо пережило символизм и усилилось по мере возникновения ироста у Аполлинера - Сандрара поэтического реализма французской поэзии XX в. Согласно Луи Арагону, к мнению которого в таком вопросе надоприслушаться, развитие французской поэзии XX в. прошло "под знакомопределяющего влияния Рембо" {Aragon L. Chroniques du Bel-Canto. Geneve,1947, p, 184, 192-193.}. Вопрос о движении Рембо к реализму ставился в советской критике еще вначале 30-х годов, хотя и в несколько социологически-выпрямленном аспекте.Известный критик и переводчик Рембо Т. М. Левит находил, что "рассказы"поздней прозы Рембо "обращены от самоценности вещей к их эмоциональному .осмыслению. Эти рассказы переносят акцент прозы с внешнего мира навнутренний. Буржуа любуется вещами. Интеллигент знает, как делать их, илюбит делать их. Так Рембо пришел к производственному пониманию искусства -к политическому звучанию стиха, к реализму прозы. Здесь оставался одинтолько шаг .", - пишет Левит, полагая, что если бы Рембо его сделал, егоимя "было бы известно каждому как имя основоположника нового реализма". Но,продолжает требовательный критик, "Рембо не сумел сделать вещи, он толькоконстатировал отношения ." {Левит Т. Жан-Артюр-Никола Рембо. - Вестн.иностр. лит., 1930, Э 4, с, 138-139. Здесь и далее написание фамилии поэта унифицировано и преобладавшееранее написание "Рэмбо" не воспроизводится.}. Для прогрессивной критики Франции в свете опыта Народного фронта иСопротивления вопрос о реализме в поэзии стал насущным. Арагон уже в 40-е годы поставил вопрос о значении Рембо в борьбе зареализм в современной французской поэзии. Такие мысли позже были развитыАрагоном в предисловии к книге Гильвика "Тридцать один сонет" (1954).Восемьдесят лет спустя после создания произведений Рембо Арагона больше непугает ни разорванность и хаотичность формы поздних произведений Рембо, нипроявившаяся в "Озарениях" тенденция к разделению идеи стихотворения ипрямого смысла его слов, положившая начало если не беспредметности вискусстве, то такому подходу, когда в стихотворении могут видеть ритмическиеи звуковые сочетания, интересные сами по себе, вне тесной и строгойзависимости от смысла слов, а в картине - прежде всего раскрашенный холст изатем уже думают о том, изображает ли он что-либо прямо. Источник реализма французской поэзии в ее лучшие эпохи Арагон видел вее обращенности к жизни, в ее действенности, в том, что она смело обращаетсяк деловой, производственной, бытовой тематике и лексике, и в том, что онастремится воздействовать на общество: "Поэзия вмешивается во все". С точкизрения Арагона, Рембо именно своим активным отношением к жизни возрождалглавное - реалистическую традицию французской поэзии. Современная критика выделяет начало 70-х годов XIX в как особый периодв творчестве поэтов, обычно связываемых с символизмом, - не только у Верленаи Рембо, но у Шарля Кро, Жермена Нуво и других, выпустивших сборник"Реалистические десятистишия" (1876). Эти поэты сами не понимали, пишетАрагон, что "массовое появление реалистических тенденций во французскойпоэзии - это только отзвук Парижской коммуны, отзвук вступления рабочегокласса в историю, потрясения старых учреждений, старого поэтического языка -всех этих шиповников и лилий" {Les Lettres Francaises, 1954, 28 oct.-4nov.}. Прогрессивные деятели культуры не устают напоминать, что Рембо творил впериод, когда символистские тенденции не приобрели характера системы, и чтодаже его "поздние", которые легче всего рассматривать как "символистские",произведения находятся в связи с событиями Коммуны. "Можно сказать, - писалпоэт Тристан Тзара, - что сверкающее появление Рембо на небосклоне, ещепламеневшем огнями Коммуны, было означено глубокой печатью восстания. Оноявляется призывом к энергии в момент, когда интеллектуальная жизньофициальной Франции погрязла в трусости и подлости ." {Ibid.} Известный писатель Пьер Гаскар к столетию Парижской коммуны выпустилкнигу, посвященную проблеме "Рембо и Коммуна" {См.: Gascar P. Rimbaud et laCommune. Paris, 1971. Близость творчества Рембо Коммуне и связь еготворчества с ее идеями вплоть до последних произведений подчеркивается такжев кн.: Ruff M. Rimbaud. Paris, 1968 и в упоминавшемся издании Рембо DanielLeuwers (Paris, 1972).}. Иные критики - и здесь можно спорить, - напримерЖак Гошерон в статье "Наш и ваш Рембо", утверждают, что и последниепроизведения Рембо создавались в период, когда, как считал Гюго,продолжалось "осадное положение", - когда даже Гюго приходилось откладыватьопубликование стихотворений или что-то недоговаривать в них. Гошерон видиттакую, обусловленную версальским террором, недоговоренность во многих темныхместах поздних произведений Рембо и находит в то же время в его намекахнадежду, подобную выраженной Гюго в предисловии к "Грозному году" (1872){Europe, 1954, N 107, p. 5-6.}.

Статьи по теме:

Ж.Р.Р.Толкиен; биография и творчество
“Многое из того, что было, ушло, и не осталось тех, кто помнит об этом.” Дж.Р.Р.Толкиен родился в Южной Африке третьего января 1892 года в семье англичан, приехавших туда незадолго до рождения Джона. В 1895 году он, его мать и брат Хила ...

Проблемное и художественное своеобразие трилогии Гончарова
Трилогия Гончарова представляет собой монументальное изображение помещичьей апатии и спячки, вечного мира, в который погружены помещики. Уже и Пушкин в «Евгении Онегине» и Гоголь в «Мертвых душах» создали общее реалистическое изображение ...

Особенности символики вещного мира в романах «Обыкновенная история» и «Обрыв». «Обыкновенная история» - роман о проблема выбора между материальной и духовной составляющими человеческого бытия
Собрание сочинений И.А. Гончарова, написавшего за свою долгую жизнь немало статей, очерков, писем, набросков к так и не оконченным произведениям, составляет восемь весьма увесистых томов. Однако в истории русской литературы этот писатель ...