Военная проза К.М. СимоноваСтраница 2
Суть симоновской военной прозы в противопоставлении жизни и смерти, и в их неразрывной связи на войне. «На войне волей-неволей приходится привыкать к смерти» - эти спокойные и в то же время многозначительные слова из широко известного рассказа «Бессмертная фамилия» обнажают самую суть военной прозы Симонова. Важно отметить, что, вспоминая «свое первое и очень сильное впечатление войны» Симонов в 1968 году напишет, что таким явилось впечатление «большого и безжалостного хода событий, в котором вдруг, подумав уже не о других, а о самом себе, чувствуешь, как обрывается сердце, как на минуту жаль себя, своего тела, которое могут вот так просто уничтожить…»[32].
И писатель, и его герои, оказавшись на передовой, сразу были вынуждены осознать ту жестокую очевидность, что смерть в условиях мирной жизни – событие чрезвычайное, исключительное, взрывающее нормальное течение будней, враждебное обыденности, - здесь, на фронте, становится именно обыденностью, явлением повседневным, бытовым. При этом, как говорится в рассказе «Третий адъютант», в мирной жизни «неожиданная смерть – несчастье или случайность», а на войне она «всегда неожиданна», потому что поражает не людей больных, старых, часто уже измученных жизнью и даже уставших от нее, а молодых, энергичных, здоровых. Эта закономерность неожиданного, обычность необычного, нормальность ненормального и заставляет людей пересмотреть все сложившиеся представления, найти для себя новые критерии ценности человека, выработать какие-то иные принципы для определения того, что справедливо и несправедливо, нравственно и безнравственно, гуманно и негуманно.
Симонов сражался в рядах армии, могущество которой было неотделимо от ее морально-политического единства. И поэтому акцент в его прозе военного времени – именно на этом единстве. Конечно, и в то время бывали у Симонова образы офицеров, вызывавших критику и осуждение. В повести «Дни и ночи» такая тенденция получила наиболее яркое выражение.
Художественный рост Симонова-прозаика был основан на серьезном освоении традиций русского реализма. Свою военную прозу К. Симонов с самого начала ориентировал на Л.Н. Толстого, хорошо понимая всю дерзость подобного замысла. А. Макаров справедливо увидел, что Симонов развивает в своем творчестве толстовские представления о характере русского воина. Он писал: «Работая над романом об армии, поставив себе задачу реалистического показа русского военного характера, Симонов естественно встал на путь, указанный Л. Толстым»[33].
И. Вишневская вслед за А. Макаровым находит у Симонова развитие толстовских идей о наиболее типичном поведении на войне русского человека. При этом она замечает чрезвычайно важное обстоятельство: «С толстовской же тенденцией связана и еще одна мысль из повести «Дни и ночи»: о том, что люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, - на это у них не оставалось ни времени, ни желания. Так от реальной, будничной войны, ее взрывов, смертей и пожаров Симонов переходит к нравственным ее итогам…»[34].
В письмах Симонова есть одна очень важная самооценка – он относит себя к тем литераторам, которые вполне сознательно стремятся «написать войну правдиво и буднично, как великий и страшный труд». Симонов учился у Л.Н. Толстого главному – принципам изображения войны и человека на войне.
Толстой учит Симонова не судить человека, исходя из того, каким он кажется, и особенно из того, каким он хочет казаться. Он учил обнаруживать внутренние достоинства русского солдата под любой внешностью, учил проникать в его душевную сложность, к скрытым побудительным причинам его поступков. Толстой учит Симонова проверять ценность человека его поведением в самой драматической ситуации – перед лицом смерти. Убежден, что не только от жизненных впечатлений, но и от Толстого пришла к Симонову философская проблематика, выраженная им впоследствии в многозначности заглавия «Живые и мертвые».
Однако бесспорно, что новый тип войны, новый характер внутриармейских отношений скорректировали толстовские традиции и подсказали Симонову жизнеутверждающее, по преимуществу позитивное направление его художественных поисков. Сам К.М. Симонов в рассказе «Пехотинцы» так определяет свой взгляд на изображение войны: «На войне рассказывают о войне по-разному, иногда волнуясь, иногда приходя в ярость. Но чаще всего бывалые люди говорят о самом невероятном так, как Ткаленко, спокойно, точно, сухо, словно ведя протокол». Протоколирование невероятного – так зачастую можно определить стилистику симоновской прозы, а ее психологические истоки отлично объясняются фразой того же рассуждения о комбате Ткаленко: «Это значит, что они все давно обдумали и решили и поставили перед собой отныне единственную и простую цель – убивать врага».
Статьи по теме:
Стратфордская версия
Шекспира знают все - даже те, кто ничего не знает. Конечно, степень знания Шекспира у всех различна - от имени на слуху до глубоких погружений в оставленное им литературное наследие. Этот таинственный автор оставил нам 36 пьес и цикл соне ...
Государственная служба писателя
Творческую работу писателю приходилось совмещать с государственной службой, на которой он находился с 1829 по 1835 гг. Постепенно Гоголь двигался по служебной лестнице, получая чины и поощрения, приобретая связи во всех слоях общества. Он ...
Биография Даниила Хармса и её отражение в дневниках
Даниил Иванович Ювачёв родился 17 (30) декабря 1905 года в Санкт-Петербурге, в семье Ивана Ювачёва – бывшего морского офицера, затем революционера-народовольца, сосланного на Сахалин. Отец Хармса был знаком с А. П. Чеховым, Л. Н. Толстым ...